Вотъ, собственно тотъ авторъ, о которомъ я говорилъ. Я понимаю, что можетъ этотъ форумъ не самое лучшее место, но, прежде чемъ продолжать - прочитайте, пожалуйста. Спецiально для васъ сканировалъ. И сейчасъ второй кусокъ сброшу...
Ильинъ И.А. О русском правописании
Дивное орудие создал себе русский народ, - орудие мысли, орудие душевного и духовного выражения, орудие устного и письменного общения, орудие литературы, поэзии и театра, орудие права и государственности, - наш чудесный, могучий и глубокомысленный русский язык. Всякий иноземный язык будет им уловлен и на нем выражен, а его уловить и выразить не сможет ни один. Он выразит точно - и легчайшее и глубочайшее, и обыденную вещь и религиозное парение, и безысходное уныние и беззаветное веселье, и лаконический чекан и зримую деталь, и неизреченную музыку, и едкий юмор, и нежную лирическую мечту. Вот что о нем писал Гоголь: "Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название еще драгоценнее самой вещи"... И еще: "Сам необыкновенный язык наш есть еще тайна.. Язык, который сам по себе уже поэт"... О нем воскликнул однажды Тургенев: "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о, великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!"
А новое поколение его не уберегло... Не только тем , что наполнило его неслыханно-уродливыми, "глухонемыми" (как выразился Шмелев), бессмысленными словами, слепленными из обломков и обмылков революционной пошлости, но еще особенно тем, что растерзало; изуродовало и снизило его письменное обличие. И эту искажающую, смысл убивающую, разрушительную для языка манеру писать объявило "новым" "правописанием". Тогда как на самом деле эта безграмотная манера нарушает самые основные законы всякого языка. И это не пустые жалобы "реакционера", как утверждают иные эмигрантские неучи, а сущая правда, подлежащая строгому показательству.
Всякий язык есть явление не простое, а сложное; но в этой сложности все в языке взаимно связано и обусловлено, все слито воедино, все органически сращено. Так и вынашивает его каждый народ, следуя одной инстинктивной цели - верно выразить и верно понять выражение. И вот именно эту цель революционное кривописание не только не соблюдает, но грубо и всемерно, вызывающе попирает.
Язык есть прежде всего живой исток звуков, издаваемых гортанью ртом и носом и слышимых ухом. Обозначим этот звуковой - слуховой состав языка словом "фонема".
Эти звуки в отличие от звуков, издаваемых животными, членораздельны: иногда, как в русском, итальянском и французском языках отчетливы и чеканны, иногда, как в английском языке, неотчетливы, но слитны и расплывчаты. Членораздельность эта подчинена особым законам, которыми ведает грамматика; она различает звуки (гласные и согласные), слоги и слова, а в словах корни и их приращения (префиксы - впереди корня, аффиксы и суффиксы - позади корня) она различает еще роды и числа, склонения (падежи) и спряжения (у глаголов: времена, числа, наклонения и виды); она различает далее части речи (имя существительное, прилагательное, местоимение, глагол и т.д.), а по смысловой связи слов - части предложения (подлежащее сказуемое, определение, дополнение, обстоятельственные слова и т.д. Все это вместе образует учение о формах языка и потому может быть обозначено словом "морфема".
Само собой разумеется, что и фонема и морфема служат смыслу который они стараются верно и точно выразить и которым внутренне насыщены. Бессмысленные звуки - не образуют языка. Бессмысленные суффиксы, падежи, спряжения, местоимения, глаголы и предлоги, дополнения - не слагают ни речи, ни литературы. 3десь все живет для смысла, т.е. ради того, чтобы верно обозначить разумеемое, точно его выразить и верно понять. Человек даже стонет и вздыхает не зря и не бессмысленно. Но если и стон его вздох его полны выражения, если они суть знаки его внутренней жизни, то тем более его членораздельная речь, - именующая разумеющая, указующая, мыслящая, обобщающая, доказывающая, рассказывающая, восклицающая, чувствующая и воображающая, полна живого смысла, жизненно драгоценного и ответственного. Весь язык служит этому смыслу, т. е. тому, что он хочет сказать и сообщить и что мы назовем "семемою". Она есть самое важное в языке. Ею все определяется. Возьмем хотя бы падежи: каждый из них имеет иной смысл и передает о предмете что-то свое особое. Именительный: предмет берется сам по себе, вне отношений к другим предметам; -родительный: выражает принадлежность одного предмета - другому; дательный: указывает на приближающее действие; в винительном падеже ставится имя того объекта, на который направлено действие; В творительном падеже ставится имя орудия; местный или предложный падеж указывает на обстоятельства и на направление действий. И так, дело идет через всю грамматику...
К фонеме, морфеме семеме присоединяется, наконец запись: слова могут быть не только фонетически произнесены, но еще и начертаны буквами, тогда произносящий человек может отсутствовать, а речь его, если только она верно записана, может быть прочтена, фонетически воспроизведена и верно понята целым множеством людей, владеющих этим языком. Именно так возникает вопрос правописания. Какое же "писание" есть верное или правое?
Отвечаем: то, которое точно передает не только фонему, насыщенную смыслом, и не только морфему, насыщенную смыслом, но прежде всего и больше всего самую семему. И скверное или кривое "писание" будет то, которое не соблюдает ни фонему, ни морфему, ни семему. И вот именно в этом и повинно революционное кривописание: оно устраняет целые буквы, искажает этим смысл и запутывает читателя, оно устраняет в местоимениях и прилагательных (множественного числа) различия между мужским и женским родом и затрудняет этим верное понимание текста, оно обессмысливает сравнительную степень у прилагательных и тем вызывает сущие недоумения при чтении и т. д., и т. п.
Удостоверимся во всем этом на живых примерах.
Вообще говоря, одна-единственная буква может совсем изменить смысл слова. Например: "не всякий совершонный (т.е. сделанный) поступок есть совершенный (т.е. безупречный) поступок". Погасите это буквенное различие, поставьте в обоих случаях "е" или "о" - и вы утратите глубокий нравственный смысл этого изречения. "Он сказал, Что будет (т.е. придет), да вот что-то не будит (т.е. не прерывает мой Сон)". Такое же значение имеет и ударение: его перемещение радикально меняет смысл слова: "ты дорога мне, большая дорога". И так вся ткань языка чрезвычайно впечатлительна и имеет огромное смысловое значение.
Это особенно выясняется на омонимах, т.е. на словах с одинаковой фонемой, но с различным смыслом. Здесь спасение только одно: необходимо различное (дифференцированное) начертание. Это закон для всех языков. И чем больше в языке омонимов, тем важнее соблюдать верное писание. Так, французское слово "вэр" обозначает: "червяка" (ver), "стих" (vers), "стекло-стакан" (verre), "зеленый" (vert) и предлог "на, при, к, около" (vers). Попробуйте "упростить" это разнописание и вы внесете в язык идиотскую путаницу. Словом "мэр" француз обозначает "море" (mer), "мать" (mere) и "городского голову" (maire). Словом "фэр" - "делать" (faire) "отделку, мастерство" (faire), "железо" (fer) и "щипчики для стекла" (ferre). Словом "вуа" - "голос" (voix), "дорогу" (voie), "воз" (voie), "я вижу" (vois), "смотри" (vois). Словом "кор" - "тело" (corps), "мозоль" (сог) и "волторну или рог" (сог). Отсюда уже видно, что различное начертание слова спасает язык от бессмыслицы, а при недостатке его бессмыслица оказывается у порога. Подобное мы находим и в немецком языке. Словом "мален" немец обозначает "писать красками, воображать" (malen) и "молоть" (mahlen). Но там, где начертание не меняется, грозит недоразумение: "sein" означает "быть" и (чье?) "его"; "sie" означает "вы" и "она" - и недоразумения, могущие возникнуть из этого одного смешения, бесчисленны. Немецкое слово "Schauer" имеет пять различных значений при' совершенно одинаковом начертании, оно обозначает - "портовый рабочий", "созерцатель", "страх", "внезапный ливень" и "навес". Это есть настоящий образец того, как начертание и фонема могут отставать от смысла, а это означает, что язык не справляется со своей задачей. И вот, русский язык при старой орфографии победоносно справлялся со своими "омонимами", вырабатывая для них различные начертания. Но революционное кривописание погубило эту драгоценную языковую работу целых поколений: оно сделало все возможное, чтобы напустить в русский язык как можно больше бессмыслицы и недоразумений. И русский народ не может и не должен мириться со вторжением этого варварского упрощения.
Новая "орфография" отменила буку "i". И вот различие между "мiром" (вселенной) и "миром" (покоем, тишиной, невойной) исчезло; заодно погибла и ижица, и православные люди стали принимать "миро-помазание" (что совершенно неосуществимо, ибо их не помазуют ни вселенной, ни покоем).
Затем новая орфография отменила букву "ѣ", и бессмыслие пронеслась по русскому языку и по русской литературе опустошающим смерчем. Неисчислимые омонимы стали в начертании неразличимы; тот, кто раз это увидит и поймет, тот придет в ужас при виде это потока безграмотности, вливающегося в русскую литературу и русскую культуру, и никогда не примирится с революционным кривописанием (см. "Н.З.", с. 95).
Мы различаем "сам" (собственнолично) и "самый" (точно указанный, тождественный). Родительный падеж от "сам" - "самого винительный падеж - "самого". А от "самый" - "самаго". "Я видел его самого, но показалось мне, что я вижу не того же самаго"... (письмо из современной Югославии). В кривописании это драгоценное различие гибнет: оно знает только одну форму склонения: "самого"...
Мы склоняем: "она", "ея", "ей", "ее", "ею", "о ней". Кривописание не желает различать всех падежей: родит, пад. и винит, пад. пишут одинаково "ее". "Кто же растоптал нам в саду наши чудесные клумбы Это сделала ее коза" (вместо "ея" соседкина коза); бессмыслица, любил ее собаку!" Не означает ли это, что женщина была нравом своим вроде собаки, но я ее все-таки не мог разлюбить. Как трагический роман!... Или это, может быть, означает, что я охотно играл с ея собачонкой? Но тогда надо писать ея, а не ее! "Кто ввел у нас это бессмысленное правописание? Это сделала ее партия" (вместо, “ея", партия революции). Что значит фраза: "это ее вещи"? Ничего. Бессмыслица. "Надо видеть разумность мира и предстоять ее Творцу"... Что это означает? Ничего, весь смысл тезиса искажен и воцарилась бессмыслица. Разумность мира! Ея Творцу!
Новое кривописание не различает мужской род и женский род в окончании прилагательных (множеств, числа) и местоимений. Вот два образца создаваемой бессмыслицы. Из ученого трактата: "В истории существовали разные математики, физики и механики" (теории? люди?!); некоторые из них пользовались большою известностью, но породили много заблуждений"... Читатель так до конца и не знает, что же, собственно, имеется в виду - разные науки или разные ученые... Из Дневника А.Ф. Тютчевой: " Я всегда находила мужчин гораздо менее внушительными и странными, чем женщин: "они" (кто? мужчины или женщины?) "более доброжелательны"... Минуты три ломает читатель себе голову - кто же менее доброжелателен и кто более? И недопоняв, пытается читать дальше." Мужчины, просящие на улицах милостыню, суть "нищие", а женщины? Они не нищие; они тоже нищие".
Это означает: грамматическое и смысловое различие падежей и родов остается: а орфографическое выражение этих различий угашается. Это равносильно смешению падежей, субъектов и объектов, мужчин и женщин... Так сеются недоразумения, недоумения, бессмыслицы; умножается и сгущается смута в умах. Зачем? Кому это нужно? России? Нет, конечно, но для мировой революции это полезно, нужно и важно.
Однако обратимся к обстоятельному и наглядному исчислению тех смысловых ран, которые нанесены русской литературе "новой орфографией". Исчерпать всего здесь нельзя, но кое-что существенное необходимо привести.
: